На выходных публике наконец была показана оперная постановка по пьесе Шекспира "Сон в летнюю ночь", скандал вокруг которой разгорелся еще за месяц до премьеры. Рискованный спектакль прошел с небывалым триумфом.
"Комсомолка" уже писала о том, что в разгар репетиций в музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко в департамент культуры и в церковь пришло письмо "от родителей" детского хора, участвующего в постановке. Там описывались содомские ужасы спектакля: мол, по воле режиссера-новатора Кристофера Олдена, перенесшего текст классика про эльфов, фей и древних греков в непростую ситуацию современной школы, на сцене процветает наркомания, секс, педофилия, садизм и прочий разврат, который видят малолетние хористы.
Согласитесь, такое письмо вызывает шок. Немного придя в себя, руководство театра сообщило, что дети в сомнительных сценах не участвуют и что мамы, подписавшей обвинительную петицию, не существует в природе (усилия "КП" по поискам жалобщиков тоже оказались тщетны). Тем не менее скандал уже пылал. От участия в "щекотливом" спектакле отказалась московская хоровая капелла мальчиков. Театр вывесил предупреждение: "не рекомендуется детям до 14 лет", и на все ближайшие спектакли билеты были распроданы подчистую.
Вся эта шумиха ничуть не смутила американского режиссера спектакля:
- Это потрясающе! – Кристофер Олден перед премьерой выглядел ужасно довольным. - Такого дома, в Нью-Йорке, никогда не бывает. Вы здесь вообще больше интересуетесь искусством, чем мы в Штатах, хотя сейчас, может, такой ажиотаж возник из-за скандала. Но зритель, боюсь, будет немножко разочарован - это трезвый, сложный, жесткий и серьезный спектакль.
Да, он связан с личной историей Бенджамина Бриттена, написавшего эту оперу. У него были интенсивные отношения с мальчиками-подростками. Это такой Майкл Джексон среди оперных композиторов. Вот я и перевел шекспировскую историю с эльфами и феями в контекст школы, в которую, возможно, и ходил когда-то Бриттен. В центре - отношения учителя и ученика, похожие на отношения Бриттена с мальчиками, - как-то не по-российски откровенно сказал нам Олден, – и конфликт между невинностью детей и замысловатостью взрослых. Это связано и с моими школьными воспоминаниями о деликатном возрасте, когда ты уже не невинный ребенок, но и не искушенный взрослый. И пьеса и опера, считаю, – о таких глубинных процессах, что и прикоснуться бывает страшно. В Англии десятилетиями обсуждалась тема опасных связей в школах. У вас такая тема на оперной сцене пока кажется более шокирующей, чем на Западе.
Что тут скажешь? Действительно, в Лондоне года назад эта же постановка прошла совершенно спокойно. Хотя, может, и нашу страну, недавно на ура съевшую телесериал "Школа", не так уж легко шокировать?
И все же Олден после скандала чуть-чуть изменил одну из самых "безумных сексуальных сцен" с участием Титании и героя, имя которого можно перевести как Задница (у Шекспира, кстати, королева фей вообще занимается любовью с ослом и ничего! Вот уж точно: любовь зла, полюбишь и козла. – прим. авт.). Красноречивые телодвижения происходят за баком, и хористы на сцене этого не видят.
- Дети были этим очень расстроены! – шутит Кристофер Олден.
Детский хор на премьере, кстати, был на высоте – самые громкие овации достались именно маленьким артистам – и за пение, и как извинения "за причиненные неудобства".
Что сказать о самом спектакле? Он действительно "взрослый". Серый инфернальный школьный фасад, униформа героев, сценография, напоминающая замедленную съемку, частичное обнажение персонажей, хватание за груди и промежности, темные, неподконтрольные разуму страсти и косяки с марихуаной - все это сгорает в эффектном пожаре в финале первого акта.
Второе действие гораздо ярче: знаменитый шекспировский "театр в театре" (где герои играют несчастную любовь Пирама и Фисбы) смешит посерьезневших зрителей откровенной сценой секса с участием ярчайших голубых трусов. Жаль только, что довольно эффектная визуальность и ожидание обещанной "клубнички" может отвлечь слушателя от собственно музыки – а она здесь прекрасна. Нежная, грустная, временами мощная и даже маршевая, она парит над событиями и скандалами – храня в себе абсолютную самоценность.
Проблема осталась?
Если и видеть проблему с этой постановкой – то это проблема с малолетними зрителями. Несмотря на ограничения по возрасту, администрация театра на деле не может воспрепятствовать прийти на "Сон" с ребенком. Хотя администратор при входе и предупреждает, что спектакль сложный и проблемный, с драматичным взглядом на жизнь – мол, мы не советуем детям это смотреть.
Но вот на премьере были замечены пара таких рискованных мам с детьми лет 12, объяснивших свою смелость так: "Я отвечаю за своего ребенка и если ему надо будет что-то объяснить, я объясню".
КСТАТИ
Взгляд с 6 этажа
Оперу по шекспировскому "Сну" Бенджамин Бриттен (к слову, друг Ростроповича и Вишневской) написал еще в 1960 году, и с тех пор за ней тянется скандальный шлейф. Известна забавная история общения Бриттена с Фурцевой на премьере "Сна" в Большом театре в 65-м (постановка Покровского).
Бриттен, ерзая на месте от осознания собственной уязвимости и стремясь отвлечь от неделикатных вопросов, давай нахваливать чиновнице шикарные шляпы и ботинки артистов.
Но Фурцева была уже в теме: у вас, говорят, тут музыка какая-то педерастическая. Бриттен свое: ой, да вы посмотрите, какой мы костюм баритону пошили. Фурцева: да-да, но все же музыка-то у вас какая-то педерастическая… "Сон" имела в виду Фурцева или знаменитую бриттеновскую оперу "Смерть в Венеции" (одноименный фильм Висконти все наверняка видели) – неизвестно. Наверное, чиновнику простителен такой подход, но мы-то, в большинстве своем нормальные люди, почему же мы так яростно осуждаем Бриттена и иже с ним за то, что давно простили своему Чайковскому? Откуда в 21 веке такое ханжество? И когда мы действительно отучимся от нашего родимого "давайте спорить о вкусе устриц с теми, кто их ел"?
Если видеть в таких живых постановках, бьющих по болевым точкам, руководство к действию, то давайте повсеместно запретим "Отелло" - за пропаганду убийства, "Риголетто" и "Кармен" - за разврат, "Ромео и Джульетту" за растление малолетних, а также "Лолиту", Микеланджело, Да Винчи и кого там еще – на список уйдут километры бумаги!
Можно, конечно, воспринимать искусство как замшелый музей и ходить только в Малый театр и гордо говорить про незыблемость традиций Станиславского и Немировича-Данченко, но сдается мне, что как раз эти товарищи, живи они в наши дни, и ставили бы что-то подобное - живое, смелое, своевольное, неудобное - такое, чем только и живо искусство.