Упорядоченный хаос полуголых мужских тел — один из самых эффектных эпизодов "Третьей симфонии Густава Малера"
Фото: РИА НОВОСТИ
Гастроли балет
На сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко при поддержке British Petroleum проходят гастроли Гамбургского балета. Знаменитая труппа показала первый из спектаклей программы — "Третью симфонию Густава Малера" в постановке Джона Ноймайера. Двухчасовой балет загипнотизировал ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ своей многозначностью.
Гастроли Гамбургского балета — событие чрезвычайное. В первый (и последний раз) одна из лучших компаний Европы, которой почти 40 лет бессменно руководит живой классик Джон Ноймайер, была в Москве в 1989 году. С тех пор, естественно, сменился весь состав труппы, однако ее художественная стратегия осталась неизменной: подавляющую часть афиши составляют произведения 70-летнего Джона Ноймайера, являющего миру редкий пример балетмейстерского долголетия. На эти гастроли хореограф привез два балета, принципиальные для своего творчества,— постановку 2000 года "Нижинский" (русским танцовщиком он заворожен с детства) и "Третью симфонию Густава Малера", по которую сам балетмейстер сказал: "Она "наиболее ясно отражает мою концепцию подхода к симфонической музыке".
Малер — еще один конек Джона Ноймайера. На язык танца он переложил почти все симфонии композитора, чьи глубина и эмоциональность наилучшим образом отвечают его собственной натуре, в которой высокий интеллект органично сочетается с самой проникновенной сентиментальностью. По Джону Ноймайеру, "симфонический балет" не хореографическая абстракция, делающая зримой музыкальную партитуру (как часто бывает у Баланчина) и не привязка к музыке некоего сюжета, заимствованного из литературы или придуманного специально (что обычно практикует Борис Эйфман). Ноймайеровский "симфонический балет" — это история человеческих эмоций. Тех, которые испытал сам хореограф, слушая эту музыку, и тех, которые переполняют безымянных персонажей его балета. Эту двойную субъективность каждый зритель может сделать тройной, прочитав по-своему историю чувствований хореографа и его артистов.
И без того немаленькая "Третья симфония" Малера в балете разрослась до двух часов — важнейшие эпизоды идут в глубокой тишине. Грандиозная, 45-минутная, первая часть симфонии (по замыслу композитора "вся природа получает в ней голос и раскрывает свои сокровенные тайны") отдана мужскому кордебалету, пятерым солистам и герою-протагонисту — судя по всему, здесь речь идет о человеке и окружающем его мире. Полуобнаженные кордебалетные массы одеты в белое трико и поначалу вроде изображают живую природу: в закругленно распахнутых руках просматривается абрис орлиных крыльев, в гармоничном рисунке симметричных групп — геометрическое строение минералов, в линейных перемещениях масс — поступательное движение эволюции. Смотреть на это так же увлекательно, как на историю мироздания в фильме Терренса Малика "Древо жизни".
Явление героя (Александр Рябко), чье трико телесного цвета имитирует божественную наготу, изменяет мир: кордебалет ввергается в тщательно рассчитанный хаос, едва не погребающий протагониста под грудой тел. Однако, следуя за мерным маршем Малера, вскоре человечество восходит на новую ступень развития. Мужчины, переодетые в трико цвета хаки, выстроенные в шеренги и ритмично поднимающие согнутую в колене ногу, сигнализируют о наступлении эпохи войн, причем не древних романтических, а прагматически-тоталитарных, века этак двадцатого.
Впрочем, философ Ноймайер ужасами массового смертоубийства не занимается, а переходит к темам глубоко психологического свойства, благо колокольчики, тамбурины, треугольники и прочие флейты-пикколо, которыми Малер наполнил оркестр, позволяют сменить жанр повествования, выведя на сцену женщин. Эти существа героя пленяют и одновременно настораживают: он предпочитает изучать их повадки в сновидениях, лежа на авансцене. В центре внимания зрителей оказывается некая романтическая пара, чьи высокие отношения прерываются всякий раз, когда партнер отваживается на поцелуй — его дама тут же падает без чувств (а возможно, и замертво). Наблюдая столь печальное развитие событий, герой долго не решается подступиться к женщинам, проводя насыщенные дуэты с весьма брутальным партнером (Карстен Юнг), которого едва ли можно принять за alter ego протагониста, хотя мужчины после синхронных па и довольно целомудренных поддержек-перебросок подолгу смотрят друг другу в глаза, будто исследуя глубины подсознания.
К финалу роль женщин становится определеннее. Одна, француженка Элен Буше с прелестными оленьими ногами, вроде бы олицетворяет духовный идеал: герой и его партнер танцуют с ней прекрасное, сложное и вполне бесполое трио, полное духоподъемных верхних поддержек. Более прозаичная балерина (Сильвия Аццони), поначалу наделенная инфантильной игривостью в виде подскоков с поджатыми ножками, оказывается истинным ангелом героя: с ней он проводит второе адажио, практически не выпуская из объятий и вздымая в такие акробатичные арабески, которым позавидовал бы сам Григорович. Увы, эту женщину, демонстрирующую помимо инфантильности и вполне материнские качества, герой тоже не может удержать: она буквально ускользает из-под его рук. Так что в финале, одинокий и несчастный, извернувшись у задника спиралью, он безуспешно тянет руки к ней, скорбно шествующей по авансцене.
Патетичная, многозначительная и глубокомысленная "Третья симфония Густава Малера", которой в 1975 году Джон Ноймайер и открыл свой цикл симфонических балетов, сейчас кажется не то чтобы устаревшей (хотя ее классический язык и телесная правильность выглядят нынче пресновато), но избыточно многословной и слишком длинной. Словно два часа, проведенные на сеансе психоанализа совершенно постороннего человека.